Что говорят о себе беларуские силовики: «Я — быдло»

Наталья Красько – по решению суда за один комментарий в телеграм-канале «кулуары kyky»   должна была отправиться на «химию», но успела выехать из Беларуси  и рассказать изданию KYKY, что о самих себе говорят беларуские следователи, пока шьют новые дела беларусам.

Глава первая. Суд за комментарий на KYKY

Репрессивная история Натальи началась весной 2021-го, когда к ней в дом впервые пришли силовики. Ее задержали и сразу же осудили – но не за комментарий, а за бело-красно-белый флаг на балконе, который, как говорит Наталья, туда повесили сами силовики. Суд приговорил Наталью к 10 суткам административного ареста. И пока она была в ИВС, следователи завели против нее уголовное дело за комментарий про генпрокурора РБ Шведа.

Еще зимой под одним из постов KYKY Наталья написала: «Еще бы… когда генпрокурор преступник, что ему еще остается». Видимо, Шведу показали этот комментарий, он оскорбился и потребовал взыскать с Натальи десять тысяч рублей – в такую сумму он оценил свои моральные страдания от прочитанного. Также прокурор потребовал назначить наказание в виде двух лет ограничения свободы. В итоге Наталью приговорили к двум годам «химии». Кроме этого, судья Антон Колобов решил, что Наталья причинила Шведу моральный ущерб «в виде нравственных страданий» на девять тысяч рублей.

Наталья Красько

«На меня наклеветали дважды. Сначала, когда сами флаг повесили на балкон, а потом – когда по БТ сказали, что я осуждена за оскорбление. Но я никогда, никого не оскорбляла – мне это не свойственно», – заявила KYKY Наталья. Она планировала отправиться на «химию», но в последний момент решила уехать из Беларуси, где восемь лет работала предпринимателем и занималась консультированием бизнеса. До этого шесть лет проработала в банке, а перед первым арестом планировала запустить проект вместе с ЕБРР: «Мы хотели сделать портал, где собрали бы всех экспертов не только по управлению, но и менеджеров с большим опытом. Создать что-то вроде диалоговой площадки для бизнеса. Это был очень большой проект, предполагалось, что я буду им руководить. Но после того, как я вышла из ИВС, ЕБРР начал тормозить вопрос».

Далее – Наталья Красько расскажет, какие диалоги вела с беларускими следователями и почему решила выехать из Беларуси, хотя планировала отбывать наказание.

Глава вторая. «Я – быдло»

Наталья Красько: «Я училась в Бресте, окончила педагогический факультет. Четыре года работала в школе, а потом переучилась на психолога и пошла в аспирантуру. Мне всегда очень хотелось жить в Минске – это первый город, который я люблю, несмотря на то, что родилась в другом месте. И я переехала. Изучала экономическую психологию, это было еще в начале нулевых, тогда никто не читал такие курсы. Потом пошла работать в университет, читала лекции на протяжении десяти лет.

Читайте также:В Курске задержали главу Корпорации развития по делу о хищениях

Закончила аспирантуру: тема моей диссертации была связана с темами личной и организационной субкультур. Я изучала как раз то, способен ли человек преодолеть влияние системы или, вписываясь в культуру, он всегда идет на поводу у общества. Всем нам свойственно быть «со своей стаей», но рано или поздно человек попадает в ситуацию, когда нужно выбрать свое понимание ситуации, а не то, что навязывает среда. Личное – это то, что заложено в нас семьей, окружением: пойти против самого себя очень сложно. Поэтому и выбор у «ябатек» сейчас непростой. Хотя политические ценности у них другие.

Мои друзья меня ругали, постоянно говорили: «Выезжай». Когда была на сутках, если честно, вообще не ожидала, что меня из тюрьмы выпустят. Я же «наклеветала на Шведа»! Думала, до победы буду сидеть. А когда оказалась на свободе, все равно отвечала знакомым: «Нет, не уеду». Да, наша система бесчеловечна, но там все еще работают люди, и я могу с ними общаться. Я хочу понять, что они сами думают о ситуации. Если бы мне дали возможность встретиться со Шведом, я бы задала ему всего один вопрос: «А дальше что?»

Я видела на допросах, следственных действиях, что силовики очень хотят говорить – им как будто нужно высказать тебе все, что они думают по ситуации. Один мне как-то сказал: «Вот вышли вы на улицу – зачем вы это делаете? Вы должны действовать законными методами! И вообще у нас уголовный кодекс с 99-го не менялся, мы лишние бумажки до сих пор пишем. Давайте вы лучше будете вместе с нами менять эти законы». На что я ему ответила, что мы уже делегировали Бабарико, потом Колесникову – мы уже выбрали лидеров, которым доверяем право говорить от нашего имени. Но власть их изолировала, а значит власть изолировала и нас.

Фото: Reuters/TUT.by

Силовики не хотят этого слышать. Они живут 8-м августа: «Вам же нравилось жить в той стране», – говорят они. И не хотят принимать, что после 9 августа все изменилось – и становится только хуже.

Тут нужно краткое отступление о том, почему меня «взяли»: зимой 2021-го в тг-каналах стали появляться домашние и рабочие адреса Шведа и других прокуроров. Люди стали слать по этим адресам угрозы и оскорбления, а прокуроры дали задачу следователю Волосяну найти «преступников». Следователь не придумал ничего лучше, чем искать их среди комментаторов «Кулуаров», «БГМ» и других тг-каналов. И нашел пост в KYKY про Шведа, где было больше 100 комментариев, причем все – сплошь негативные. Он выделил 16 из них, в которых увидел признаки клеветы и оскорблений, и передал информацию в ГУБОПиК. Через месяц нашли только меня, потому что я и не скрывалась.

После суда по административному делу, вечером, ко мне пришел охранник со словами: «Покажи, где ключи от твоей квартиры. Я испугалась: сначала флаг мне подбросили, сейчас еще что-то закинут, поэтому ключи не дала. Охранник швырнул меня по коридору, заорал: «Сейчас в карцер пойдешь!». И после этого я ключи не дала, они сами их нашли и уже на следующее утро отвезли меня к тому самому следователю Волосяну.

Сначала он говорил что-то о том, что я не успела забрать из дома вещи. Мол, у вас ни мыла, ни шампуня в ИВС – хотите, мы отвезем вас домой, чтобы вы их взяли? А потом прямо сказал: «После обыска мы забыли забрать ваш компьютер, а без него не можем залезть в ваш телеграм. В общем, обыск провели просто так, но нового постановления на досмотр квартиры нет. Если вы разрешите, мы отвезем вас туда и заодно заберем технику». Я спокойно ответила: «Вы снова что-то мне подбросите. Деньги, наркотики, может». – «Нет, что вы! Клянусь, божусь – а я в бога верю. Я такого никогда не сделаю», – ответил следователь.

Я привыкла доверять людям, поэтому в итоге согласилась: «Хорошо, я это сделаю для вас». В мою квартиру меня везли в «стакане», в котором было очень холодно. И после я провела три часа уже в другом «стакане» – в Минском областном суде, потому что машин свободных не было. Меня не кормили, правда, Волосян напоил чаем с печеньем – было вкусно.

В своей квартире я познакомилась со вторым следователем – Андреем Лицкевичем, он отвечал за техническую часть дела. Помню, он включил компьютер и там сразу выскочило уведомление от «Кулуаров KYKY» – это был пост о том, что Иван Носкевич больше не глава СК. Глаза у следователя резко стали большими: «Что?! Как?! Это же мой бывший начальник. Честный, порядочный человек!». На что я заметила: «Видите, Андрей Николаевич, скоро мы все там будем», – с этого началось наше общение.

Читайте также:Генерал Баранов потерял влияние в Петербурге после ссоры с Плугиным

Он говорил мне: «Вы по закону должны жить и работать, а вы отступили от закона». Я в этот момент сидела в своей комнате, меня охраняли двое конвоиров, наручников разве что не было, и ответила: «Меня отправили на 10 суток в тюрьму за преступление, которое я не совершала – что с этим будем делать? ». Он замер, только глаза сверкали: «Я уверен, вы с этим разберетесь». Позже я его спросила: «Вы – представитель прокуратуры. Если я принесу вам заявление о подброшенном флаге, вы сможете мне помочь? Зачем вообще вы это сделали? Я бы рассказала вам все, что знаю, мне нечего скрывать». – «Это не я сделал. Я бы поступил по-другому», – ответил Лицкевич, немного подумал и добавил: «А вам сначала в суде разобраться надо, по процедуре».

Следователь Лицкевич – «ябатька», но видно, что человек образованный. Я постоянно думала: как такой умный, красивый, профессионал своего дела – и не на нашей стороне?

Мы обсуждали с ним права человека, следователь говорил: «Вы считаете, что у всех должны быть равные права, но на всех не хватит ресурсов – должна быть элита. Я – быдло», – он так и сказал, а потом продолжил: «Есть начальство, которое принимает решения, а есть все остальные, они должны быть исполнителями. Но в нашей стране кризис элит». И дальше мы обсуждали, как должны выбираться элиты – кто и каким образом попадает в эту касту и так далее. Я была согласна, что элита нужна, но настаивала, что априори все люди заслуживают уважения и равных прав.

Мне было интересно общаться с этим следователем, мы сошлись по стилю мышления. Ему тоже нравилось, он говорил мне: «Вы интересно рассуждаете. Мне жаль, что вы попали в такую ситуацию. Но у нас время такое – год назад, может, мы бы и не обратили внимания на ваш комментарий, а сейчас не можем проигнорировать».

Как-то я рассказала ему про фильм National Geographic о том, как СС приходил к власти. Там показали интервью бывшего эсэсовца (ему на момент съемки было 93 года), он говорил: «Когда я понял, чего на самом деле от меня хотели, было слишком поздно». И я спросила у следователя: «А вы знаете, с чего началась фашистская Германия? Думаете, c евреев? Нет, сначала фашисты отправляли в тюрьмы своих же, немцев. Сперва их просто изолировали, а потом начали пытать и убивать. У нас какой путь? Прямо сейчас тюрьма кует беларуских лидеров – их убеждения с каждым днем за решеткой становятся все крепче. Их нельзя выпускать – для власти это слишком большая угроза. Что дальше с ними делать? Фашистская Германия нашла выход – просто всех расстреляла. А что будем делать мы?». Следователь ответил только: «National Geographic доверять нельзя».

Его интересовало другое: «Вот этот ваш марш 16 августа 2020-го. Сколько там было людей? Ну, 100 тысяч, хорошо, 300 тысяч людей – это не важно. А вот вы знаете, как флаги у людей появились? Их поездами подвозили, мы это установили». – «Допустим, я вам верю, вы логистику себе представляете? Как 300 тысяч демонстрантов получили флаги и доставили их на Стелу? И где фото и видео?», – спросила я, но следователь снова промолчал. Он свято верит, что большая часть протестующих – случайные люди, он и мне говорил: «Вы тоже случайно попались. Поддались эмоциям под влиянием тг-каналов».

Глава третья. «Мне пойти в тюрьму, чтобы ты не потерял работу?»

Первый следователь, Волосян, таких разговоров со мной не вел. Но на одном из допросов он вдруг стал рассказывать про дело, которое расследовал два года назад. В подробностях, с таким воодушевлением. Я сказала: «Наверное, интересное было дело. А сейчас у вас – клевета». Он косо посмотрел на папку с документами и ответил: «Да уж».

На Волосяна сильно давили «сверху», чтобы он быстрее закрыл дело, поэтому он давил на меня, чтобы я подписала бумаги. Но мне нужно было оттянуть этот момент, чтобы успеть сделать экспертизу. В очередной раз мы сидели у него в кабинете, я сказала, что мне плохо. Он ответил, мол, раз плохо вызову скорую – поднимает телефонную трубку и спрашивает: «Вызывать?». – «Вызывайте».

Приехали врачи, посмотрели на меня и говорят: «Женщина, артериальная гипертензия, забираем в больницу». У следователя пошли искры из глаз: «У меня тоже гипертензия!». А медик быстро сориентировалась и заявила, что мне на месте еще и кардиограмму сделать надо: «Женщина будет раздеваться – вы будете смотреть?» – «Я должен смотреть», – ответил следователь, но подумал и пригласил вместо себя девочку из соседнего кабинета. В итоге врачи забрали меня в больницу – спасли меня.

В конце следствия Волосян допустил очень серьезную ошибку. На следующий день после того, как мы закрыли дело, он снова вызвал меня к себе – а дальше все было как в кино. Сидя напротив меня, он сказал: «Вы не записываете наш разговор? Моя жизнь, жизнь моих детей и моя карьера в ваших руках». Следователь попросил уничтожить фото дела, которые я сделала за день до этого, и подписать другой документ задним числом. Оказалось, он в срок не оформил бумагу о том, что создается группа прокуроров и что в эту группу включен мой второй следователь Лицкевич. То есть все, что делал Лицкевич во время следствия, вне закона.

Получается, мне нужно пойти в тюрьму, чтобы ты не потерял работу? У силовиков есть большой страх выпасть из системы. Как будто они живут в реалити-шоу и не знают, что их ждет за пределами съемочной коробочки, поэтому так не хотят из нее выходить в реальный мир.

Адвокат сразу сказала, что подписывать эту бумажку нельзя: «Это повод для прекращения дела». Но я знала, что закон давно не работает – и в разговорах со следователями убеждалась в этом все больше. Они говорили: «Вам назначена статья «клевета» – это мы, прокуроры, так решили. Мы могли бы выбрать оскорбление или  экстремистскую деятельность, но выбрали клевету». Не закон, а «мы» – они подменяют понятия. Я хотела добиться справедливости, но в первую очередь мне нужно было защитить себя.

Я пришла к Волосяну и сказала: «Хорошо, я подпишу, но в ответ попрошу вас одобрить мне проведение психолингвистической экспертизы. Вас не уволят за это – сходите к начальству». Следователь на это сказал: «Мы с прокурорами решили ничего вам не одобрять». И положил передо мной бумажку: а документ вы все же подпишите. Я подписала ее так: «Дело закрыто. Не согласна подписывать бумагу задним числом». Следователь побелел, у него тряслись руки. Он начал листать уголовный кодекс – было ощущение, что он судорожно ищет, по какой еще статье меня можно посадить. Впрочем, так и было: «Вы все рассказываете своему адвокату, а у вас подписка – могу привлечь вас за разглашение! Если вы не хотите дело за клевету, сейчас заведу дело о разжигании розни!» – «Скажите, кого я разожгла этим комментарием?», – такой между нами случился диалог.

Наталья Красько

Мне было искренне жаль следователя. Да и я понимала, что он так или иначе закроет меня, поэтому вступать в сильную конфронтацию не хотела. Чего бы я этим добилась? В итоге я сказала: «Хорошо, Андрей Викторович, давайте я подпишу вашу бумагу без условий. Единственное, о чем я вас попрошу, – устройте мне встречу со вторым следователем». Вне этого дела Лицкевич был прямым начальником Волосяна. Не сразу, но Лицкевич пошел мне на встречу и позволил самой делать экспертизу и самой собирать на себя характеристику – и приобщил эти материалы к делу.

Я работаю в «БАКУ» (беларуский альянс консультантов по управлению). И ко мне постоянно приходят люди с этическими дилеммами. Наверное, поэтому я по-человечески относилась к следователям. Я думаю, они неплохие люди, и еще столкнутся с выбором, на какой стороне быть. А сейчас, мне кажется, многие из них недооценивают ситуацию. Кто-то из прокуроров мне сказал: «Если флаг на ваш балкон действительно повесил ГУБОПиК, он поступил неверно. Но! Если бы у вас случилось что-то серьезное – кража, убийство – этот же милиционер костьми бы лег, но помог бы вам». В понимании силовиков 10 суток – это как пригрозить ребенку пальчиком, воспитательный процесс.

Глава четвертая. Вместо вывода

После оглашения приговора 6 июля я осталась на свободе. 16 июля подала апелляцию, которая 21 июля уже была в районном суде. 22 июля меня стала искать милиция – согласитесь, странное совпадение. Милиционеры звонили моим родственникам, даже пожилому отцу, чтобы найти мой контакт. Ничего не понимая, я позвонила сама – оказалось, меня разыскивали в РУВД Советского района, хотя я живу в Боровлянах. Милиционер сказал по телефону: «Неравнодушный гражданин написал на вас заявление. Нам нужна от вас объяснительная – дело заводить не будем». Я не поехала, на следующий день позвонила по тому же номеру и предложила вызвать меня в отделение повесткой, но услышала в ответ: «Ну что вы! Против вас уже начат административный процесс начат. Вы нацистскую символику распространяете».

У меня случился ступор, все дрожало – это было выше меня. Я позвонила другу: «А я давно говорил, давай я тебя вывезу». Честно, путь эмиграции – не мой путь, но я на него согласилась. Самым сложным оказалось выехать из Беларуси: хоть я и не была в розыске, меня активно искала милиция по третьему делу. Я говорила другу: «Мы с тобой, как Бонни и Клайд». Этот человек совершил для меня подвиг.

А в Минске продолжили меня искать. Мне говорили, что силовики продолжали приходить в мою квартиру – не знаю точно, правда или нет. Конечно, если бы я осталась, пошла бы на апелляционный суд, точно так же записала бы обращение к Шведу, разве что не настолько эмоционально.

Поймите, пока силовые ведомства не перейдут на нашу сторону, шансов на победу у нас мало. Поэтому мы должны разговаривать внутри страны. Ведь не флаги определяют нашу жизнь – важно лишь то, что мы делаем.

Автор: Ирина Михно, KYKY

Семен Головецкий