Анархист Лёва Задов 12 лет прослужил в советской госбезопасности
В СССР у Лёвы Задова была нелестная репутация. Его считали уголовником-садистом и лютым карателем при Несторе Махно во время Гражданской войны.
Но мало кто знал, что этот же человек являлся дисциплинированным сотрудником ГПУ и НКВД. Одно не вязалось с другим именно потому, что деятельность Задова в рядах махновской армии оказалась сильно приукрашенной.
Здоровяк Задов стал самым известным сподвижником тщедушного Нестора Ивановича с лёгкой руки Алексея Толстого. В эпопее «Хождение по мукам» писатель утверждал: «Имя Лёвки Задова знали на юге не меньше, чем самого батьки Махно. Лёвка был палач, человек такой удивительной жестокости, что Махно будто бы даже не раз пытался зарубить его, но прощал за преданность».
«Мчусь в кровавом вихре»
Сам персонаж романа, наделённый Толстым «взглядом, в котором не было ничего разумного и человеческого», так описывал свою биографию: «Одесса же меня на руках носила: деньги, женщины… Надо было иметь мою богатырскую силу. Эх, молодость! Во всех же газетах писали: Задов – поэт-юморист… С золотой медалью кончил реальное. А папашка – простой биндюжник с Пересыпи. И сразу я – на вершину славы. Понятно: красив как бог… смел, нахален, роскошный голос – высокий баритон. Каскады остроумных куплетов. Так это же я ввёл в моду коротенькую поддёвочку и лакированные сапожки: русский витязь! Эх, разве Задову чего-нибудь жалко – всё променял шутя! Анархия – вот жизнь! Мчусь в кровавом вихре».
К действительности этот яркий портрет отношения не имеет. Сын реального Задова Вадим Зиньковский объяснял: «Располагая определёнными фактами, Толстой много домыслил в образе Лёвы Задова, нарядив его в одежды одесского куплетиста, коим он никогда не был, вложив в его уста одесский говорок, а в руки – не знающую усталости саблю. Однако в материалах архивного дела нет ни слова о приписываемых Задову зверствах и пытках».
В 1913 году Задов примкнул к юзовским анархистам, осуществив с ними три налёта. Грабителей поймали. 20-летний (по тогдашним законам несовершеннолетний) Лёвка «отделался» только восемью годами каторги. Из этого срока отсидел половину. После Февральской революции Задова признали политзаключённым, а потому освободили. Парень вернулся на завод, а когда весной 1918 года Украину оккупировали немцы, Лёва вступил в Красную гвардию и оставался в её рядах до осени. К тому времени вооружённым добровольцам пришлось отступить под натиском интервентов. Оказавшийся в Царицыне (ныне Волгоград) Задов затосковал по родным местам.
На допросе в 1937 году он вспоминал: «Оставаясь анархистом и не желая в силу своих политических убеждений продолжать участие в Красной гвардии, я уехал на Украину, ставя перед собой цель пробраться в Юзовку для ведения в тылу у немцев подпольной анархистской работы. В Юзовке мне стало известно, что в Запорожском уезде оперирует отряд, возглавляемый Махно, именовавшим себя анархистом».
И Задов влился в армию махновцев. Там его знали под фамилией Зиньковский. Здесь Лев начинал как агитатор – призывал крестьян вступать в ряды повстанцев. Но Махно быстро разглядел в Лёвке большой потенциал. «Во время моего пребывания в махновских бандах, – свидетельствовал Задов, – я занимал следующие командные посты: помкомполка, начальник контрразведки 1-го Донецкого корпуса, был комендантом так называемой Крымской группы во время ликвидации Врангеля, членом штаба армии и адъютантом». Кроме того, Зиньковский входил в состав «инициативной группы», которая облагала контрибуциями буржуазию.
Однако не во всех инициативах Лёва соглашался принимать участие. После того как махновщина была объявлена вне закона, анархисты решили отправиться в Москву для совершения терактов против большевиков. Задов же заявил, «что останусь махновцем, но террористические акты считаю по отношению к красным преступлением тогда, когда на Украину движутся белогвардейские контрреволюционные банды, а будет гораздо полезнее оставаться с той же хотя бы целью в тылу у белых». Показательно, что Махно после этого ничуть не охладел к принципиальному Лёвке – смекалистый богатырь был ему по-настоящему полезен. Вадим Зиньковский утверждал, что именно его отец «придумал принцип, по которому работала махновская разведка: на подводе, запряжённой одной лошадью, сидели женщина, старик и подросток. Подвода ехала по всем весям, и в радиусе 100 километров о белых и красных было известно всё – где стоят, какое оружие».
Выручил адъютант «батьку» и во время перехода разгромленных повстанцев через границу с Румынией в августе 1921 года. «Задов с отрядом человек в 20 выехал к реке, – вспоминал махновец Виктор Белаш. – Вскоре они под видом красного карательного отряда, преследующего махновцев, сблизились с отрядом пограничников. Дабы усыпить бдительность пограничников, Задов закричал им: «Это вы вызывали нас на помощь? Где махновцы? Пора кончать!» Отряды сблизились, и махновцы без выстрела обезоружили пограничников. Через границу была переправлена первая пробная группа, которая была нормально принята румынами, и после переговоров с ними был дан сигнал к переходу Днестра остальными повстанцами».
Пересадка в органы
Вскоре пути Махно и Зиньковского навсегда разошлись. Нестор перебежал в Польшу, а Лёва на три года остался в Румынии, где всё это время был разнорабочим. Пока летом 1924 года не получил предложение от сигуранцы (румынской тайной полиции) войти в состав диверсионной группы для заброски в Советский Союз. Задов согласился, а оказавшись на родной земле, сразу уговорил спутников пойти сдаться. Ведь ещё в 1921 году большевики объявили амнистию тем махновцам, которые добровольно сложат оружие.
После явки с повинной Зиньковский оказался в харьковской тюрьме. Через полгода его не только выпустили, но и предложили работу в Одесском областном управлении ОГПУ. Семь лет Лев прослужил там рядовым сотрудником. Не раз отличался – получал благодарности и был премирован «за активную и беспощадную борьбу с контрреволюцией». В 1932 году Задов стал уполномоченным иностранного отдела в том же управлении. А в 1934-м получил награждение за ликвидацию диверсионной группы, пришедшей с территории Румынии.
Тучи над экс-махновцем сгустились в 1937 году. Хотя в начале года одесские энкавэдэшники предоставили Комиссии Партконтроля при ЦК ещё всецело положительную справку «Об оперативной деятельности Зиньковского-Задова». Здесь он был назван самостоятельным оперативным работником. В органах ГПУ-НКВД работает 12 лет, всё время на закордонной работе. Проявил хорошие агентурные способности. Обладает большим практическим опытом в работе с агентурой и боевыми качествами. Но уже в августе коллеги обречённого Задова составили новую справку, гласившую, что Зиньковский привлёк «в качестве курьеров бывших участников банды Махно, которые совершали ходки за кордон со специальными заданиями по связи с агентурой. В дальнейшем часть этих курьеров вызвала подозрения со стороны органов УГБ НКВД в том, что они перевербованы органами иностранной разведки и выдали последним известную им агентуру».
Отсюда был один шаг до признания иностранным агентом самого Задова. Ему инкриминировали шпионаж в пользу румынской, польской, немецкой, английской и французской разведок, сокрушался Вадим Зиньковский. «Но после того, как все версии отпали, осталось одно обвинение: служба в армии Махно». Хотя Задов никогда не скрывал этого факта своей биографии, теперь его вынудили признаться и в ранее неизвестных преступлениях во время Гражданской войны, и в многолетней «предательской, изменнической работе», которую он будто бы вёл уже на службе в органах.
В сентябре 1938 года Льва Задова расстреляли. «Разоблачивший» его следователь Ян Шаев-Шнайдер в июле 1939 года был уволен из НКВД и исключён из партии «за нарушение социалистической законности, выразившееся в создании ряда следственных дел по фальсифицированным документам».
Семен Головецкий